Пока светит солнце! - Страница 25

Неизвестные?

Ой ли?

Один-то человек там точно был, слух пограничника не подводил никогда. А вот двое… не факт!

По-видимому, звук падения капитана на землю как-то спугнул и походившего человека — он тоже притих.

'Немец? Вряд ли… он бы прятаться не стал, тут все свои для него. Чужих нет, а своих товарищей и окликнуть можно. Но — не кричит, опасается. Чего? Точнее, кого? Меня? Вряд ли, я подполз тихо…' — лихорадочно соображал Ракутин. — 'Немец, тот точно окликнет. Даже на помощь позовет, если заподозрит какую-то опасность. Но этот — молчит. Кто же там?'

На дороге с удвоенной силой захлопали выстрелы. Длинной очередью ударил пулемёт — не наш, немец стрелял. Громыхнул взрыв — судя по звуку, танкисты постарались.

И всё стихло, больше никто не стрелял.

Незнакомец в кустах никак на это не отреагировал.

'Точно, не немец! Этот уж как-то, да себя проявил бы!'

— Кто идет? — беря кусты на прицел, строгим голосом произнес Алексей.

— А вы кто?

По-русски разговаривает! И акцент у него уж точно — не немецкий!

— Капитан Ракутин, погранвойска. Назовитесь!

— Ефрейтор Мусабаев Темир, механик-водитель.

— Так это твой танк подбили сейчас?

— Мой… погибли все и машина сломалась.

— А сюда зачем пополз?

— Так у меня оружия — наган и всё! Чем воевать с немцами? А здесь, может, что и найду.

— Нашел уже, вылазь!

Из кустов, держа в опущенной руке револьвер, вылез невысокий чумазый танкист в обгоревшем, местами прорванном, комбинезоне. Увидев выходящего капитана, он вытянулся.

— Товарищ капитан…

— Тихо! Не на плацу мы, ефрейтор! Не тянись — фашисты засекут! Вон, карабин лежит — его и бери, сейчас тебе патроны отдам. Бьет точно, я уже проверил. Вот ещё держи, как бросать — знаешь? — протянул Ракутин ефрейтору немецкую гранату-колотушку.

— Нет, товарищ капитан. Мы свои учили, а такую-то — и вижу в первый раз!

— Колпачок на ручке отвернешь, оттуда шарик выпадет. За него и дергай, опосля того — бросай! Долго горит — дольше нашей, учти!

От дороги донесся лязг гусениц. Алексей выглянул из-за грузовика. Немецкий танк, закончив свою грязную работу, возвращался к грузовикам.

— Вот что, Мусабаев. После говорить станем, видишь, фрицы возвращаются. Давай-ка, по-тихому, в вон ту рощицу отойдём. Немцам она без интереса, а нам с танком воевать нечем. Да и у пушки солдат многовато, не сдюжим мы сейчас их всех положить.

Пригибаясь к земле, они быстро миновали просматриваемое место и добрались до рощицы. И — надо же! В ней оказался небольшой родничок. Вот ведь как бывает! Найди его Ракутин сразу — лежал бы сейчас рядом со всеми. А так — пронесло. Во всяком случае, пока.

Присев у родничка, он глотнул холодной воды и повернулся к ефрейтору.

— Умойся. И что там у тебя, с плечом-то? — Мусабаев несколько раз морщился, искоса поглядывая на это место.

— Задело… Я его тряпкой перетянул.

— Давай-ка сюда, посмотрю. У меня и бинт есть. Трофейный, ну да нам сейчас и такой сойдёт.

Рана оказалась неглубокой, осколок скользнул поверху, содрав приличный кусок кожи. Кровоточила она сильно, поэтому, лукаво не мудрствуя, капитан попросту залил все это место водкой из немецкой же фляги. Не йод, но в данном случае выбирать не приходилось. Ефрейтор только зубами скрипнул, когда Ракутин плеснул ему шнапсом на рану.

— На глотни, — протянул ему флягу Алексей. — Легче будет, у тебя сейчас такой отходняк, после боя, попрет! И давай, рассказывай — что там у вас приключилось?

Рассказ Мусабаева был недолгим. Их часть, танковый батальон, подняли по тревоге утром. Комбат поставил задачу — выдвинуться в указанную командованием точку и отразить прорыв немецко-фашистских войск, которые внезапно перешли границу. Легко сказать — отразить! В танках не было и половины боекомплекта — только позавчера закончились учения со стрельбой, поэтому снарядов было — кот наплакал. В танке Мусабаева их оставалось всего семь штук. Один осколочно-фугасный и шесть бронебойных. В связи с выходным днем, танки не успели загрузить боекомплектом, как это полагалось. Посылать машины на склад — означало опоздать к району сосредоточения. Поэтому, комбат, отослав машины за снарядами, приказал им прибыть в нужное место самостоятельно — там и дозагрузимся. Чего-то серьёзного никто не ожидал. Но пройдя всего несколько километров, батальон попал под удар авиации, разом потеряв несколько машин. Ещё три танка остановились на дороге сами — полетела трансмиссия.

— Потом на нас нарвались немецкие мотоциклисты, — ефрейтор ещё раз зачерпнул рукою холодную воду. — Мы сначала-то и не поняли… пыль, не разглядели. Да и они, по правде сказать, тоже не сразу все сообразили. Совсем уже близко подъехали — ан, тут не ихние!

Надо было отдать фрицам должное — они не растерялись. С ходу ударили из пулеметов и, бросая гранаты и дымовые шашки, постарались прорваться к повороту дороги — там имелась возможность свернуть в лес.

Опомнившиеся танкисты ответили нестройным огнем. Выпустил свой единственный осколочный снаряд и танк Мусабаева. Успешно — разрыв опрокинул мотоцикл.

— Стрелок у нас, сержант Кочергин — самый лучший стрелок в полку! Вот и не промахнулся! — с гордостью проговорил танкист.

Осматривая разбитые мотоциклы (часть немцев, всё же, успела удрать), в коляске одного из них обнаружили раненного капитана-артиллериста. Его, совсем незадолго перед столкновением, подстрелили и взяли в плен эти самые мотоциклисты. Он и рассказал танкистам, что неподалеку произвел аварийную посадку подбитый самолет. Капитан же отправился за помощью. Скрипнув зубами, комбат распорядился выделить на помощь два танка и грузовик с красноармейцами. Больше ничем он помочь не мог. А так — хоть отобьют от самолета таких же вот, приблудных, фрицев. Особо сыграло роль упоминание о секретных документах, которые имелись на борту самолета. Что это такое — понимали все, пренебречь таким фактом было чревато…